пятница, 31 октября 2014
Странно приходит осень
Антивесной в вены,
Шелк заменяя в восемь
Антрацитовым пленом.
Если скажу: "Нужен!"
Жизнь изменить сможешь?
Или опять в стужу,
Колкий клинок в ножны?
Проще сказать: "Поздно!"
Раны повязкой лечат.
Острой иглой - дозу.
Щит герою навечно.
А побежденным странам -
Йод на душевные раны.
четверг, 30 октября 2014
Чиркнула спичка.
Темнота помещения сразу же отступила, и на стенах заиграл чуть заметный огонек. Яркое пламя начало быстро пожирать спичку. В этом полумраке уже можно было что-то различить.
Кирпичная кладка старой печной трубы. Бабушкин чердак. Какие-то старые вещи, запрятанные в сумки. Мы, ребятишки, Саня, Генка и я. Зажигаем спички и рассказываем друг другу страшные истории. Только бы взрослые не застали! Со спичками, на чердаке. Нет! Поэтому все истории шепотом. Да так и вправду страшнее. А Генку вчера подрал дворовый кот. Генка зачем-то полез к нему, но коту это явно не понравилось. Вот, сидит теперь с царапиной на пол лица…
Чиркнула спичка.
Мама зажигает свечу, ставит в рюмку с зерном. Рядом бабушкина фотография. Бабушка на ней еще совсем молодая.
«Бабушки не стало. Теперь она будет наблюдать за нами сверху»,- эта фраза как оса жужжит у меня в голове. И хочется плакать. Но я сдерживаюсь, потому, что знаю, сразу заплачет мама. А мне бы этого очень не хотелось. Не люблю огорчать ее. И я держусь…
Чиркнула спичка.
Одиннадцатиклассники. Стоим за школой. Наши первые сигареты. В нашей компании пара девчонок. Светка. С темными волосами и большими карими глазами. Нравится Игорю. Они собираются поступать в один институт. Марина. Рыжая. Рядом с ней я всегда забываю нужные слова и несу какую-то чушь. Вот и сейчас: я что-то говорю, а она смеется. И от этого нравится мне еще больше…
Чиркнула спичка.
Подъезд родительской девятиэтажки. Марина боится темноты, а спички в коробке скоро закончатся. А на улице холодно, и идти туда совершенно не хочется. Мы и так уже гуляли несколько часов по морозу. Грею ее озябшие руки. Кажется, я знаю, что будет, когда погаснет последняя. И вот, в кромешной темноте, я впервые пробую на вкус ее губы, ощущаю так близко аромат ее кожи. А на улице тихо падает снег…
Чиркнула спичка.
В тамбуре практически темно. Светильник не работает. Только редкие фонари на мгновение дарят свет.
«А ты куришь все те же сигареты?»,-спрашивает.
«Ну да. Угощайся»,- протягиваю пачку. Марина берет себе одну.
«В общаге будешь жить?»
Кивает. Затягивается.
Смотрю на нее долго. В полумраке ее черты кажутся особенно правильными. А она все говорит, говорит… О вступительных экзаменах, о девчонках, с которыми будет жить в общежитии, еще о чем-то. А я стою и не слушаю, а только любуюсь ею…
Чиркнула спичка.
На площадке стоит Марина с чемоданом.
«Я ушла из общежития. Больше мне идти не к кому. Ни о чем не спрашивай. Я могу у тебя остаться хотя бы на время?»
Смотрю в приоткрытую дверь квартиры, которую снимаем с другом. В принципе, я могу спать на полу. В моей комнате достаточно тепло.
«А завтрак готовить будешь?»
«А у меня есть выбор»,- все еще ехидничает Марина. Знаю я за что тебя девчонки выставили!
Чиркнула спичка.
«Миш, как-то неправильно, что ты спишь на полу! Мне даже неудобно. Кровать-то большая, я думаю, поместимся?»
Чиркнула спичка.
Я не сразу понял, что произошло. Марина лежала посреди прихожей, в какой-то странной позе. Рыжие волосы были частично в крови. Кровь была на лице, одежде. Видимо, шла носом. Ее сумочка валялась рядом. Скорую!
И вот уже я помогаю фельдшеру отнести мою подругу в машину. Едем…
Чиркнула спичка.
Подвал больницы. Стоим почти не дыша, чтобы никто не заметил.
«Доктор говорит, анализы совсем плохие. Нужна какая-то дорогая операция. А мне воздуха не хватает, чтобы дышать. Маме позвонила, мама плачет. Тетя Ира обещала помочь, поговорить с кем-то. У теть Иры знакомые хорошие – всегда помогают! А от лекарств мне еще хуже, не хочу их больше принимать!»
«Марин, это не лекарства, это болезнь такая злая. Но мы справимся! Ты только держись, не сдавайся!»
Чиркнула спичка.
«Марина! Знаю, что теперь тебе даже говорить трудно, поэтому пишу сообщение. Малыш, удачи тебе завтра на операции! Все будет хорошо! Я знаю (смайл). Загадай любой европейский город! Доктор сказал, что уже к Рождеству ты будешь в полном порядке. Я хочу показать тебе Европу. Ты так давно этого хотела. Мы встретим там Рождество! А сейчас спи! Люблю тебя!»
Отправить.
Чиркнула спичка.
Белый снег хрустел под ногами. Венки уже немного припорошило. Две свежие красные розы легли, словно две капли крови.
«А я курить бросил, Марина! Вот уже второй месяц держусь. Юрка тебя часто вспоминает. Говорит, твою пиццу никогда не забудет. Юрка потом долго с твоим доктором разговаривал, он же тоже врач будущий. Говорит, сделать ничего нельзя было. Сердце отказало. И мама твоя теперь звонит мне часто. А я успокаиваю ее и себя, говорю, что ты теперь за нами сверху наблюдаешь. И она долго молчит. Вот билеты. Завтра бы мы полетели с тобой в Прагу. Я оставлю их здесь. Без тебя это уже не имеет смысла…»
А у бога свои планы
И на жизнь, и на этот вечер.
Кровоточат чужие раны,
Потому, НЕ СВОИ лечат.
А свои разъедают душу,
А свои не видны на коже.
И опять, уходя в стужу,
Прячешь взгляд, сторонясь прохожих.
И потертые джинсы спасают
Лучше пачки флуоксетина.
Только близкие люди не знают,
Кто рисует эту картину.
И чьей кистью набросок сделан,
И чьи чувства разводят краски.
Все ответы кратко, по делу,
А для близких людей - маски.
И для близких людей соло
На три четверти, до заката.
А для прочих - душой голой.
Среди прочих - душе брата.
И всю ночь напролет вены
Так гудят, не спасут таблетки.
Но ты снова, смирившись с пленом,
Свою птицу оставишь в клетке.
И на жизнь, и на этот вечер.
Кровоточат чужие раны,
Потому, НЕ СВОИ лечат.
А свои разъедают душу,
А свои не видны на коже.
И опять, уходя в стужу,
Прячешь взгляд, сторонясь прохожих.
И потертые джинсы спасают
Лучше пачки флуоксетина.
Только близкие люди не знают,
Кто рисует эту картину.
И чьей кистью набросок сделан,
И чьи чувства разводят краски.
Все ответы кратко, по делу,
А для близких людей - маски.
И для близких людей соло
На три четверти, до заката.
А для прочих - душой голой.
Среди прочих - душе брата.
И всю ночь напролет вены
Так гудят, не спасут таблетки.
Но ты снова, смирившись с пленом,
Свою птицу оставишь в клетке.
понедельник, 27 октября 2014
Черпала луну глиняным ковшиком,
Пила молоко ночных небес.
Стригла волосы коротким ежиком.
Привыкала жить вопреки и без.
Отпускала прежних, целовала пламенно.
До последней черты память стирала.
Запрещала чувствовать, оставалась каменной.
Прикасалась пальцами - волновала.
И на картах в ночь читала знаки.
Тасовала колоду, себя искала.
Закрывала глаза, тонула во мраке
И до новой жизни вновь засыпала.
Прокричали вороны. Одевались в темное
И за красным пламенем текли слепо.
Среди них жила и о каждом помнила.
Черных птиц с руки кормила хлебом.
Прошептав последнее, все одежды сбросила.
Повернулась медленно, знала - смотрю.
В ночь свою последнюю прощалась с осенью,
Обернулась волчицей. Ушла в зарю.
Проще не ждать, не верить.
Проще закрыть все двери
И одиноким зверем
В леса.
Знаю, что будет сложно,
Но только так возможно.
Память гудит тревожно -
Оса.
Ты исчезаешь рано
И оставляешь раны.
В сердце моем экраны
Сбоят.
И вместе с первым снегом
Душу спасаю бегом.
Все твои фразы тегом
Стоят.
Я не прошу вернуться.
Только хочу проснуться.
В холод стекла уткнуться
Одна.
Ты же не отпускаешь,
В дикий огонь играешь.
Но между нами, знаешь,
Стена.
Когда осень полнится страхами,
И дожди несут непокой,
Мой родной, ты моя клюква в сахаре -
Мне и кисло и сладко с тобой.
Пусть исчезнут все летние запахи
И все краски смоет с листвой.
Остаешься лишь ты, клюква в сахаре,
Словно ангел за слабой спиной.
Тонких крыльев неровными взмахами
Обозначу свой путь в синеве.
Нету слаще зимой клюквы в сахаре!
Кровь осталась на мерзлой листве...
пятница, 24 октября 2014
В осеннем небе призрачной звездой,
Той, что кому-то предвещает судьбы,
Той, что ведет незримо за собой
Ты пролетишь. И только не свернуть бы
С пути того, что встречу нам несет,
Как дорогой подарок в позолоте.
Я двадцать девять раз сказала: "Всё!"
И ночь ушла, как нищая в лохмотьях...
При свете дня, под тихий, мерный дождь,
Когда смывает осень краски лета
Я двадцать девять раз услышу: "Ждешь?"
И двадцать девять не найду ответа.
Осенний вечер, дым от сигарет,
И кофе аромат, чуток корицы...
Я двадцать девять раз скажу: "Привет!"
Ты - двадцать девять снова можешь сбыться.
И снова есть надежда, что весна
Придет в свой срок и, что не сможет мимо.
Но двадцать девять. Осень. Не до сна.
И корабли отчаливают в зиму...
В осеннем небе призрачной звездой,
Той, что кому-то предвещает судьбы,
Той, что ведет незримо за собой
Ты пролетишь. И только не свернуть бы
С пути того, что встречу нам несет,
Как дорогой подарок в позолоте.
Я двадцать девять раз сказала: "Всё!"
И ночь ушла, как нищая в лохмотьях...
При свете дня, под тихий, мерный дождь,
Когда смывает осень краски лета
Я двадцать девять раз услышу: "Ждешь?"
И двадцать девять не найду ответа.
Осенний вечер, дым от сигарет,
И кофе аромат, чуток корицы...
Я двадцать девять раз скажу: "Привет!"
Ты - двадцать девять снова можешь сбыться.
И снова есть надежда, что весна
Придет в свой срок и, что не сможет мимо.
Но двадцать девять. Осень. Не до сна.
И корабли отчаливают в зиму...
понедельник, 20 октября 2014
Для затравки в сети расставлены маячки ,
Шарады и ребусы на каждой странице.
В каждом новом посте обрывки, клочки.
И на каждом фото чужие лица.
Каждый новый день добавляет теги
И в закладки новые порции боли.
Это больше не выправить минутами неги,
Это вовсе не лечится алкоголем.
И всё новые треки, и в кровь по венам...
Бесконечным репитом до безразличья.
Эти ссылки в профайл неизменным пленом ...
И заметки в рамках чужих приличий.
Бесконечный бег в равнодушном мире.
Восемнадцать плюс больше не пугает.
Между датами тире ведь не станет шире
От того, что помнят и кого забывают...
Приятное осеннее утро. Одно из тех, когда все на работе, а тебе, вроде, как никуда и не нужно. Одно из тех, когда листья уже желтые и начинают опадать, а солнце светит ярко, и не обязательно надевать перчатки и шапку для прогулки.
Я сидела на лавочке, плотно утонув в своем гаджете, когда почувствовала на себе чей-то взгляд.
Подняв глаза, я увидела молодого человека. Он стоял шагах в пяти от меня и курил. «Высокомерно курил» - подумалось мне в первый же момент.
Он был молод, хорош собой. На вид ему было около двадцати пяти. Высокий. В рыжем кожаном пиджаке, джинсах, и такого же рыжего, как пиджак, цвета туфлях. Сам парень, кстати, тоже был рыжим. Курил. И, когда я подняла глаза, даже не удосужился отвести взгляд в сторону, а пристально смотрел на меня.
-Октябрь!- произнес молодой человек, не переставая курить.
-В курсе!- мгновенно, не задумываясь, выпалила я.
-Нет, я – Октябрь!- улыбнувшись, произнес парень, продолжая курить.
-Что?
-Ну, я – Октябрь!- делая ударение на каждом слове, произнес он.
-Оч приятно! Катя!
Молодой человек улыбнулся. И я непроизвольно ответила на улыбку.
«Необычный способ знакомства»,- подумалось мне,-«забавно».
-Я присяду? - и не дожидаясь ответа Октябрь плюхнулся на скамейку.
-Ага…- только и успела отреагировать я, попутно глядя на телефон, который уже замигал зеленым светодиодом.
-Личная переписка?- указывая на мой телефон, спросил он.
-Да. Но Вас это, пожалуй, не касается,- как можно более деловым тоном ответила я.
-Меня? Меня все сейчас касается,- поучительно заявил парень.
-С чего бы это?
-Октябрь!- значительно произнес он.
Я рассмеялась, попутно прикидывая, клиентом какого заведения является данный субъект.
-А вообще, рад знакомству,- поспешно добавил он,- и давай уже перейдем на ты!
В ответ я пожала плечами:
-Давай, что ли…
-Что пишут?- молодой человек снова указал на телефон.
В ответ я сделала весьма недовольный вид и промолчала.
-Давай я скажу, кто, а ты уже расскажешь, что. Идет?- уверенно заявил он.
-А это уже интересно. А давай!
-Ты сейчас переписываешься с N. Так? И Ваш разговор явно перестает быть продуктивным, правильно?
Сказать, что я была удивлена, значит не сказать ничего. Я была шокирована. Знать про мою переписку сейчас вряд ли мог хоть кто-то. Посему….
-Так как, ты говоришь, тебя зовут?
-Октябрь!- все так же бодро отрапортовал рыжий.
Ситуация была странной и забавной одновременно.
-Пишут…-начала я,- Нет. Скорее уж, топят этот разговор с каждой написанной фразой. Причем с двух сторон. И я уже даже знаю, чем эта переписка закончится.
-Стихами?- как-то уж очень плотоядно спросил Октябрь.
-Ну… Потом, наверное, да,- задумалась я.
-Тогда я подожду, пока вы там закончите,- устраиваясь поудобнее и выудив какую-то книжицу из внутреннего кармана пиджака, произнес рыжий наглец.
-В смысле, подождешь? А у нас какие-то общие планы?
-А я не сказал?- праведно удивился он,- ты закончишь писать, разозлишься или обидишься (этого я пока предсказать не могу), затем я приглашу тебя в какое-нибудь уютное кафе, там мы с тобой хлопнем по Бродскому,- значительно потряхивая книгой в воздухе, говорил он. –И стихи!
-Эмм… Из твоей фразы я поняла только, что куда-то приглашена… И что мы там?
-Не отвлекайся! Тебе уже пришло сообщение. Потом покажу. Давай, топи уже разговор и поехали!
***
Кафе было уютным. Почему-то, я даже не знала о его существовании в нашем городе. Стены были отделаны камнем, а в целом оно было стилизовано под какую-то старую улицу. Приятный полумрак, успокаивающая музыка.
-А что значит, хлопнем по Бродскому? Это какой-то новый коктейль? Что-то я отстала от жизни.
-Сейчас покажу! И вообще… Я не приемлю коктейли. Коньяк. Сегодня мы будем пить коньяк. Он подходит к сегодняшнему настроению.
Октябрь положил на стол свою книжицу (О, да! Это был Бродский!), придвинул рюмки к корешку книги и налил аккурат на высоту корешка, подал мне рюмку. В этот момент я ждала тост. Ну, хотя бы «за знакомство», «за встречу»… Ну, как это обычно бывает.
А он… Он начал цитировать Бродского… И сами уже эти слова растекались по организму не хуже коньяка. А потом мы выпили.
-Я смотрю, книга не тонкая. Еще пару Бродских и я могу запросто свалиться. Слушай, у меня в сумке есть книга Веры Полозковой. Давай лучше по Полозковой.
-Ничего не имею против. Полозкова тоже сегодня подойдет.
Я достала книгу. Она была в половину тоньше Бродского.
-Тогда и тост тебе,- сказал рыжий.
Он налил коньяк, я взяла книгу и нашла один из своих любимых стихов. Прочла с выражением, и мы выпили.
Дальше было много чего. А точнее кого. Цветаева, Блок, Парнок. Не обошли мы и современных поэтов. Гобчинова, Качинский, Peet Ray, Арбенина. Всех приравнивали либо к Бродскому, либо к Полозковой, если наугад не могли вспомнить толщину их книг
Затем было такси. Мы долго катались по ночному городу. Смотрели на дождь за окном. Слушали Кустурицу в моем плеере. Октябрь декламировал по памяти стихи…
А потом… Наверное, я была слишком пьяна, что пригласила его к себе.
Меня очень удивило то, как хорошо рыжий ориентировался в моей квартире. Хотя, наверное, в таком состоянии я уже практически не могла удивляться и воспринимала все как данность. Он прошел на кухню, ловко выудил из шкафчика пакет с кофейными зернами, кофемолку, и на мой вопросительный взгляд лишь ответил:
-Что стоишь? Неси бумагу и чернила!
-Чернила? Ну, разве что, в виде шариковой ручки,- попыталась сострить я.
-Подойдет, неси!
И я принесла. Октябрь усадил меня за стол, придвинул поближе кофе. Вторую чашку взял себе и сел напротив с абсолютно довольным видом. Глядя в его, янтарного цвета, глаза, я точно могла сказать, что он был трезв. Рыжий смотрел очень серьезно и выжидающе. И как-то немного нахально.
-Что смотришь, пиши!
-Что писать?- переспросила я.
-Ты знаешь….
Чем закончилась эта ночь, я не запомнила…. Словно бы просто на кухне погас свет…
***
В дверь звонили. Долго. Словно бы не снимая палец со звонка. Голова была готова рассыпаться на тысячу осколков. От боли. От звонка. После такого протяжного трезвона в дверь хочется убивать. С этим намерением я поднялась с постели, укутавшись в одеяло, и пошла навстречу осеннему квартирному холоду, пошла к двери.
На пороге стоял мужчина. Весьма представительный. В плаще, шляпе, с зонтом-тростью. Под плащом был костюм цвета мокрого асфальта и серая рубашка. На вид мужчине было лет сорок. Брюнет. Свеж и выбрит. С легким ароматом дождя.
-Я за братом,- абсолютно равнодушно и даже не извинившись, произнес он.
-Что-то вы не больно похожи!
-Я за братом,- снова безо всяких эмоций повторил «серый».
-Рыжий! Тут, вероятно, по твою душу!- крикнула я в глубину квартиры.
-Сущность,- абсолютно безэмоционально автоматически поправил гость.
-Сущность…- повторила я, немного растерявшись.
На пороге появился Октябрь. Видно было, что одевался он наскоро. Край рубашки торчал из джинсов. Пиджак был застегнут неправильно (в спешке он перепутал пуговицы). Однодневная щетина и растрепанные волосы, которые он на ходу пытался причесать руками, довершали образ.
-Пойдем, - произнес гость,- уже слишком поздно.
-Поздно, согласился Октябрь и начал спускаться по лестнице.
Как-то по-английски, не прощаясь.
«Серый» тоже повернулся, но в последний момент, словно бы что то вспомнил, и полез в карман плаща.
-Вот,- сказал он, протягивая мне что-то вроде визитки.
Я посмотрела на нее. Зонт, дождь… «Ноябрь. Издательство. Специализируется на выпуске изданий художественной, детской литературы, а также поэзии, биографических и литературоведческих книг.»
Когда я подняла глаза, на лестнице никого уже не было.. Только легкий аромат дождя и осенних листьев…
воскресенье, 19 октября 2014
-Не пиши стихов, я их не читаю…
Что может быть больнее, чем услышать эту фразу от человека, для которого пишешь? Того единственного, кому эти стихи предназначены. Эта фраза убивает все. И уже не важно, сколько восторженных голосов скажут тебе: «Ну, талант!». Не важно, сколько журналов и газет напечатают тебя. Ведь тот, кому ты пишешь, их все равно не читает. Зачем? Зачем тогда все это? Психотерапия? Сомнительно… Ведь ничего, н и ч е г о! не изменится в результате. И легче не станет. Ну, может, только на время.
А он говорит тебе:
-Не пиши стихов, я их не читаю…
А потом молчит. Молчит и курит. Эти противные сигареты. Но в этот момент, ты втягиваешь носом этот прежде неприятный дым и не понимаешь, как твои рецепторы перестали сопротивляться. Не понимаешь, почему не в силах ничего больше произнести. Он думает. О чем? О том, как побыстрее закончить этот неприятный разговор? Или о том, что у машины резина лысая, и пора бы поменять? Или, может, о том, что начальник козел, и в выходной снова придется работать? А дым от сигарет уже стал вполне ароматным и пригодным для дыхания в этой новой для тебя реальности, где звенят в ушах слова, словно бы ударившиеся о лед: «Не пиши стихов, я их не читаю…»
А потом он приезжает домой (только ты этого уже не увидишь), садится за монитор компьютера, запускает глобальную паутину и до полночи, до утра ищет эти самые стихи, которых не читает, во всех социальных сетях, на всех литпорталах, во всех ссылках, которые ему предоставит добрый Гугл, чтобы копировать, распечатывать их на бумаге, развешивать по всей своей одинокой квартире… а потом сказать:
-Не пиши стихов, я их не читаю…
А в этот момент думать: « Я их не читаю, я в них живу. Я живу в каждом из них, благодаря тебе. В каждом, где ты оставила половину своей души, а во вторую половину поместила меня. И теперь, волей-неволей, мы вместе. Мы вместе живем в твоих стихах. И каждая строчка напоминает мне о том, кто я. И каждая строчка заставляет оправдываться. В первую очередь перед собой. И каждая больно режет по живому, потому, что каждая – правда. Пусть и тяжело это признавать. И каждая открывает мне меня же с какой-то новой, неизвестной доселе стороны. И ставит лицом к лицу с собой. И порой это не только больно, но и страшно. И поэтому сил хватает только на то, чтобы произнести:
-Не пиши стихов, я их не читаю…»
суббота, 18 октября 2014
Опасен путь по лезвию ножа:
Не оступиться. Не свернуть. Не спрыгнуть.
Вдыхать свинцовый воздух не спеша,
Боясь себя опять врасплох застигнуть.
Рассчитывая каждый робкий шаг,
Решая непосильные задачи,
Нет права больше поступить "не так",
Нет права больше поступить "иначе".
По тонкой острой грани двух миров,
Себя однажды в этот путь отправив,
Нельзя отдать, нельзя принять даров,
Следов на своем сердце не оставив.
И никогда уже не закричать:
Твой путь- твой крест. Бессильны даже боги.
Начав его, лишь можно продолжать,
Ведь кроме лезвия, увы, уж нет дороги.
Не оступиться. Не свернуть. Не спрыгнуть.
Вдыхать свинцовый воздух не спеша,
Боясь себя опять врасплох застигнуть.
Рассчитывая каждый робкий шаг,
Решая непосильные задачи,
Нет права больше поступить "не так",
Нет права больше поступить "иначе".
По тонкой острой грани двух миров,
Себя однажды в этот путь отправив,
Нельзя отдать, нельзя принять даров,
Следов на своем сердце не оставив.
И никогда уже не закричать:
Твой путь- твой крест. Бессильны даже боги.
Начав его, лишь можно продолжать,
Ведь кроме лезвия, увы, уж нет дороги.
Я даю тебе руку. Ты меня проведи по пескам.
Мне не дай оступиться, не дай закричать моим звукам.
И сожми мои пальцы, как сильно лишь знаешь ты сам.
Я в надежде на путь, я в надежде даю тебе руку.
Я даю тебе сердце. Ты его пронеси над огнем.
Не свечи, не костров, а огнем, что спасает от смерти.
В твоих сильных руках, знаю, пламя ему ни по чем.
Я в надежде на свет, я в надежде даю тебе сердце.
Я даю тебе голос. Его забирай навсегда.
Вместе с ним забирай сотни песен, еще мной не спетых.
Я в безмолвьи готова пройти с тобой рядом года,
Под луной не давая пустых и ненужных обетов.
И возьми мою память, все страхи, тревоги, печаль.
Я готова стать новой, стать сильной, бесстрастной, не ждущей.
Я пойду за тобой. И нас манит зовущая даль...
Я готова идти, ведь дорогу осилит идущий.
Мне не дай оступиться, не дай закричать моим звукам.
И сожми мои пальцы, как сильно лишь знаешь ты сам.
Я в надежде на путь, я в надежде даю тебе руку.
Я даю тебе сердце. Ты его пронеси над огнем.
Не свечи, не костров, а огнем, что спасает от смерти.
В твоих сильных руках, знаю, пламя ему ни по чем.
Я в надежде на свет, я в надежде даю тебе сердце.
Я даю тебе голос. Его забирай навсегда.
Вместе с ним забирай сотни песен, еще мной не спетых.
Я в безмолвьи готова пройти с тобой рядом года,
Под луной не давая пустых и ненужных обетов.
И возьми мою память, все страхи, тревоги, печаль.
Я готова стать новой, стать сильной, бесстрастной, не ждущей.
Я пойду за тобой. И нас манит зовущая даль...
Я готова идти, ведь дорогу осилит идущий.
Как будто рана от стекла,
Укус змеи, что брызжет ядом
Опять внезапно так пришла
Боль от того, что ты не рядом.
Мне сердце вновь сожмёт в кулак,
И пальцев ледяных касанье.
Дышу не так. Живу не так.
Не те скажу слова признанья.
Сказать "люблю", но вновь язык
Кричит отчаянно: "Не буду!"
Ты к расставаниям привык.
Я- не смогу. Я - не забуду.
Тебя гоню, а в сердце взрыв,
Горят огни костров сигнальных.
Я буря, ветер, я порыв.
В чём правда истин изначальных?
Понять, где домыслы, где ложь,
И зёрна отличить от плевел
Я попытаюсь вновь.
Ну что ж?!
Выходит жизнь на новый level!
Укус змеи, что брызжет ядом
Опять внезапно так пришла
Боль от того, что ты не рядом.
Мне сердце вновь сожмёт в кулак,
И пальцев ледяных касанье.
Дышу не так. Живу не так.
Не те скажу слова признанья.
Сказать "люблю", но вновь язык
Кричит отчаянно: "Не буду!"
Ты к расставаниям привык.
Я- не смогу. Я - не забуду.
Тебя гоню, а в сердце взрыв,
Горят огни костров сигнальных.
Я буря, ветер, я порыв.
В чём правда истин изначальных?
Понять, где домыслы, где ложь,
И зёрна отличить от плевел
Я попытаюсь вновь.
Ну что ж?!
Выходит жизнь на новый level!
И серые капли на битом стекле,
Иссохший колодец в забытой земле,
И небо пробитое каплями слёз,
Огромное поле без снега в мороз,
И гордая птица в просторе небес,
И ветер, что был, но внезапно исчез,
Продрогшие ели в озябшем лесу,
И реки, что талую воду несут,
Листва, что с ветвей облетела уже,
И свет на покинутом мной этаже,
Шум белый, что враз заполняет эфир,
И едкий туман, что окутает мир,
И сон, что замерзшая видит земля-
Все это в душе. И теперь это- я.
Иссохший колодец в забытой земле,
И небо пробитое каплями слёз,
Огромное поле без снега в мороз,
И гордая птица в просторе небес,
И ветер, что был, но внезапно исчез,
Продрогшие ели в озябшем лесу,
И реки, что талую воду несут,
Листва, что с ветвей облетела уже,
И свет на покинутом мной этаже,
Шум белый, что враз заполняет эфир,
И едкий туман, что окутает мир,
И сон, что замерзшая видит земля-
Все это в душе. И теперь это- я.
Так много есть сказать, но я молчу.
"Молчанье- золото",- ошибки учат древних.
Цветет весна, а я с тобой хочу
Впервые видеть почки на деревьях.
А я хочу сказать, что нет обид,
Что улеглись в душе ненастье, бури...
Что за моим окном тюльпан горит
И ароматен гиацинт до дури!
Что силюсь всё забыть, но ты не сон.
И в ряд ли расставанье память смажет.
И что под солнцем красок миллион...
Ну кто тебе еще об этом скажет?!
Что я молчу, чтоб боль не вызывать,
Ненужные терзанья и решенья.
А за окном сирень цветет опять,
И мир готов на новые свершенья.
Но я молчу... Да будет это так.
А солнце яркое стремится в небо выше.
Тебе решать единственный пустяк:
Мой сердца стук, он будет ли услышан?
"Молчанье- золото",- ошибки учат древних.
Цветет весна, а я с тобой хочу
Впервые видеть почки на деревьях.
А я хочу сказать, что нет обид,
Что улеглись в душе ненастье, бури...
Что за моим окном тюльпан горит
И ароматен гиацинт до дури!
Что силюсь всё забыть, но ты не сон.
И в ряд ли расставанье память смажет.
И что под солнцем красок миллион...
Ну кто тебе еще об этом скажет?!
Что я молчу, чтоб боль не вызывать,
Ненужные терзанья и решенья.
А за окном сирень цветет опять,
И мир готов на новые свершенья.
Но я молчу... Да будет это так.
А солнце яркое стремится в небо выше.
Тебе решать единственный пустяк:
Мой сердца стук, он будет ли услышан?
Я пишу стихи разбитым сердцем,
Ты- всё чаще пишешь головой.
У меня обрывки малых терций,
А аккорды созданы тобой.
И бегут по строкам нашим гаммы:
У меня минор, мажор- тебе.
Пережить дано нам те же драмы...
За концерт овации судьбе!
Кварты встреч рождают снова страсти,
А секунды слов рождают боль.
Мы либретто жизненных ненастий
Переводим в рондо Си-бемоль.
И исполнит наших чувств аккорды
На staccato пьяный виртуоз.
Мы танцуем танго- танец гордых,
Чтобы мир не видел наших слёз.
Ты- всё чаще пишешь головой.
У меня обрывки малых терций,
А аккорды созданы тобой.
И бегут по строкам нашим гаммы:
У меня минор, мажор- тебе.
Пережить дано нам те же драмы...
За концерт овации судьбе!
Кварты встреч рождают снова страсти,
А секунды слов рождают боль.
Мы либретто жизненных ненастий
Переводим в рондо Си-бемоль.
И исполнит наших чувств аккорды
На staccato пьяный виртуоз.
Мы танцуем танго- танец гордых,
Чтобы мир не видел наших слёз.
Без этих карих глаз я не живу.
Без них так душен мир и грудь тесна.
Прищур их хитрый вижу наяву,
И искор озорство лишает сна.
Без них, так часто спрятанных в стекле,
Как за стеной, что делит эту жизнь
Я не дышу. Молю, дай воздух мне!
И снова лишь скажу себе: "Держись!"
Глупцом я буду выглядеть опять
И ночи напролёт терзать в сети,
В агонии безмолвья умирать.
Ты не поймешь. Твой мир жесток. Прости!
И фотографий старых череда
Продлит существование на миг...
Пройдут снега и пролетят года.
...узнаешь это может быть из книг.
Без них так душен мир и грудь тесна.
Прищур их хитрый вижу наяву,
И искор озорство лишает сна.
Без них, так часто спрятанных в стекле,
Как за стеной, что делит эту жизнь
Я не дышу. Молю, дай воздух мне!
И снова лишь скажу себе: "Держись!"
Глупцом я буду выглядеть опять
И ночи напролёт терзать в сети,
В агонии безмолвья умирать.
Ты не поймешь. Твой мир жесток. Прости!
И фотографий старых череда
Продлит существование на миг...
Пройдут снега и пролетят года.
...узнаешь это может быть из книг.
Очищение.Первый дождь после долгой зимы.
В этот мир ворвались заключенные холодом капли.
И обрушилось небо.А под небом замешкались мы.
Смоет нас.Наши чувства и страхи.Не так ли?
Очищающий дождь.Смоет грязный слежавшийся снег.
И пожухлой листвы унесет безвозвратно остатки.
Знаю, время бежит. И нельзя прекратить этот бег.
И с собою нельзя, нет, нельзя нам играть дальше в прятки.
Серых туч больше нет. Ветром их унесло далеко.
И как пазлы видны в вышине голубые осколки.
Ах, как мне бы хотелось так же душу очистить легко,
Позабыть навсегда, что все люди друг другу лишь волки.
Но несмелый, едва, первый солнечный луч проскользнет.
Я его так ждала! И в сиянии благостном греюсь.
Знаю все позади. Знаю новое время придет.
Я дышу.Я живу.Я молчу.Я люблю.Я надеюсь.
В этот мир ворвались заключенные холодом капли.
И обрушилось небо.А под небом замешкались мы.
Смоет нас.Наши чувства и страхи.Не так ли?
Очищающий дождь.Смоет грязный слежавшийся снег.
И пожухлой листвы унесет безвозвратно остатки.
Знаю, время бежит. И нельзя прекратить этот бег.
И с собою нельзя, нет, нельзя нам играть дальше в прятки.
Серых туч больше нет. Ветром их унесло далеко.
И как пазлы видны в вышине голубые осколки.
Ах, как мне бы хотелось так же душу очистить легко,
Позабыть навсегда, что все люди друг другу лишь волки.
Но несмелый, едва, первый солнечный луч проскользнет.
Я его так ждала! И в сиянии благостном греюсь.
Знаю все позади. Знаю новое время придет.
Я дышу.Я живу.Я молчу.Я люблю.Я надеюсь.
Все сказано давно, и очень жаль,
Что я в твоих глазах не утону,
Что за окном апрель, а не февраль-
Нам вместе не шагнуть в одну весну.
Что мы не будем вместе засыпать,
Истерзанные нежностью ночной.
Что мир не будем снова открывать.
И некому сказать: "Прости! Постой!"
И каждый остается при своих.
Но лишь тайком нечаянно следить...
Так, замирает сердце у двоих:
-Где ты? Смогла ли снова жить?
Появится и облетит листва.
Уйдет тоска и раны заживут.
Забудешь все, и вспомнится едва,
Что где-то там тебя уже не ждут.
Что я в твоих глазах не утону,
Что за окном апрель, а не февраль-
Нам вместе не шагнуть в одну весну.
Что мы не будем вместе засыпать,
Истерзанные нежностью ночной.
Что мир не будем снова открывать.
И некому сказать: "Прости! Постой!"
И каждый остается при своих.
Но лишь тайком нечаянно следить...
Так, замирает сердце у двоих:
-Где ты? Смогла ли снова жить?
Появится и облетит листва.
Уйдет тоска и раны заживут.
Забудешь все, и вспомнится едва,
Что где-то там тебя уже не ждут.